ПРИМЕЧАНИЯ К ВТОРОЙ ЧАСТИ.
I. Неизвестно мне, где Александр Васильевич Храповицкий был воспитан и начал свою службу. Знаю только по его рассказам, что он, еще в отроческих летах, часто бывал с отцом своим у Ломоносова, который однажды брал у него один том расиновых трагедий и возвратил его с написанными им на полях замечаниями. Это случилось в то время, когда лирик наш, в угодность только императрице Елисавете Петровне, занимался сочинением трагедии "Демофонта" или "Тамиры и Селима", точно не помню. Желательно, чтоб сии замечания сделались известными.
Каждая черта гения для нас драгоценность.
В 1772 году Храповицкий уже был генерал-аудитор-лейтенантом в подполковничьем чине при фельдмаршале графе Кирилле Григорьевиче Разумовском 51). Около сего времени он писал стихами и прозою, и похвален был Сумароковым в журнале "И то и сё", выходившем в 1769 году. Чулков 52), сочинитель "Пересмешника" и "Истории российской торговли", был издателем сего еженедельника. Потом Храповицкий сочинил трагедию "Идамант" и продолжал выдавать мелкие сочинения в разных современных журналах, никогда не ставя под ними своего имени.
В шутливой оде "Хочу к бессмертью приютиться", известной под именем Александра Семеновича Хвостова, многие строфы писаны Храповицким.
Тогда оба они были в большой дружбе и служили вместе в канцелярии генерал-прокурора князя Вяземского.
Гораздо спустя после того, уже быв статс-секретарем Екатерины, он сочинил комическую оперу "Меломания, или Песнолюбие".
Я познакомился с ним, когда он уже был за пятьдесят лет и находился сенатором и председателем в Хозяйственной экспедиции. В это время он жил в совершенном уединении, на краю города. С утра до полдня находился он в Сенате, где его опытность, рассудок, беспристрастие всегда имели большой вес. Самые Обер-Секретари привозили к нему на дом свою работу и пользовались его советами.
Иногда, смотря по важности дела, он сам сочинял сенатские доклады и рапорты государю. Остальное же время дня он посвящал любимым своим занятиям: любовался своими антиками, изящным собранием эстампов, библиотекою; читал старое и новое, переводил лучшие места из французских поэтов и от себя писал стихи, только уже не для публики, а для своих приятелей. Однако ж в продолжение моего с ним знакомства я убедил его напечатать перевод двух лафонтеновых басен и лебрюновой оды "Восторг" в "Аонидах", периодическом издании того времени 53). Он сочинял легко, плавно и замысловато, а писал и начерно так четко и красиво, что никогда не нужно ему было рукопись свою перебеливать.
его был о драматическом искусстве, которое он знал едва ли не лучше всех наших авторов того времени. Покойный трагик наш Озеров 54) много был обязан его советам при вступлении своем на театральное поприще 55). Тогда он был, под его начальством, правителем канцелярии в Хозяйственной экспедиции. Храповицкий любил и уважал его.
Читатель с сердцем простит меня, что так долго занял его человеком, о котором он, может быть, еще в первый раз слышит. Говоря об нем, мне приятно возобновлять лучшие в жизни моей минуты, проведенные мною в уединенных, искренних беседах с сим почтенным мужем. Хотя мы были не равных лет, но он любил меня. Между нами было условие проводить вместе каждую субботу: я приезжал к нему обедать, и расставался с ним уже поздним вечером. Иногда он отпускал меня с каким-нибудь подарком для моего кабинета. Два эстампа, изображающие Мольера, резцом Боварлета, и доброго Лафонтена, из коллекции раскрашенных портретов, и теперь еще пред моими глазами. Но из всех его подарков драгоценнейшим для меня была тетрадь, писанная вчерне рукою Ломоносова. Это его план речи, которую он заготовлял по случаю ожиданного от императрицы посещения Академии. Эта рукопись перешла от меня к Платону Петровичу Бекетову и напечатана им в журнале "Друг просвещения".
Разлука моя с службою и с Петербургом не охладила ко мне приязни Александра Васильевича. Он часто писал ко мне в Москву, уведомляя меня о новостях словесности и присылая ко мне, вместо гостинцев, новейшие и значительные французские книги. Это продолжалось до самой его кончины, последовавшей в том же году 56). После его нашелся дневник, веденный им со вступления его в статс-секретари до сенаторства. Он записывал в нем политические, дворские происшествия и все, относившееся до его сношений с императрицею. По отрывистому слогу должно думать, что он писал дневник только для себя, дабы со временем употребить его к составлению подробнейших записок. Но и со всей краткостию, эта рукопись достойна любопытства. Ни одна книга не может сообщить лучшего понятия об уме, характере и домашней жизни Екатерины. Скажу, наконец, что Храповицкий во всех отношениях был достойным секретарем ее.
II. Все касательно до войны с Францией и государственных по сему случаю распоряжений внесено здесь, почти слово до слова, из высочайшего манифеста и тайного рескрипта на имя областных Сенаторов.
III. Вот стихи, которыми добросердечный и превосходный поэт Жуковский почтил память Ф. И. Козлятева 57).
И наш мудрец смиренный,
Козлятев незабвенный,
Оратору {* - Поэт говорит о Карамзине
С улыбкой одобрял,
И взором выражал
Души своей простой!
Но как без восхищенья
О добром говорить!
О! можно ли забыть
Сей взгляд приятный, ясной
Сей тихий, скромный вид,
Сердечную учтивость,
И старческих ланит
Прелестную стыдливость,
Покой сих мирных дней
Смиренье ограждало;
Ничто их не смущало
Священной чистоты.
Молящее стенанье
Внимал он со слезой;
Он скрытною рукой
Благотворил в молчанье!..
Хранит воспоминанье!