ПРИМЕЧАНИЯ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ
I. "Приключения Маркиза Г ***, или Жизнь благородного человека" ("Memoires de l'homme de qualite"), в шести частях. Лет за тридцать пред сим, наименовав этот роман, я не почел бы нужным ничего к тому прибавить, ибо тогда все наши словесники и образованные читатели знали, что сочинитель его аббат Прево д'Экзиль признаваем был за одного из лучших романистов во Франции; что первые четыре части переведены были И. П. Елагиным, и перевод его по слогу долго считался образцовым, а последние четыре секретарем его В. И.
Лукиным; но в недавнем времени, в двух наших журналах 1825 года, именно: в "Литературных Листках" и в "Телеграфе", - роман сей переименован "Маркизом Глаголем" и выставлен наравне с "Принцем Георгом, или Герионом", известною с давних времен площадною сказкою. В первом даже сказано, что ныне читают его только лакеи.
Чтоб вывесть из заблуждения тех, которые так об нем отзывались, и примирить с ним читателей упомянутых журналов, не знавших сего романа ни в подлиннике, ни в переводе, я выписываю здесь несколько слов из мнения об нем и его авторе двух известных во французской словесности писателей. Аббат Сабагье де Кастр в книге своей "Les trois siecles de la litterature franchise" ("Три века французской словесности") говорит, что "романы Прево д'Экзиля несравненно превосходнее тех нелепых, приторных и соблазнительных произведений, которые исказили нашу (французскую) словесность, считая от "Амадиса Галльского" до "Анголы", и пр.". Далее, что "Записки благородного человека", "История Клевеланда" и "Настоятель Киллеринский" будут всегда почитаться произведением чудесного воображения по разнообразию картин, по их противоположности, по пламенному изображению страстей и по впечатлению, которое оно производит в читателях". С таким же уважением отзывается об авторе вышеупомянутого романа и Палиссо в своих "Записках, пригодных для истории французской словесности" ("Memoires pour servir a l'histoire de notre litterature"). Рассуждая вообще об романах, он говорит: "в сих сочинениях, как и в театральных, порок должен быть всегда наказан, а добродетель всегда награждена. В сем-то роде особенно отличился аббат Прево д'Экзиль, которого, кажется, никто не превзошел, кроме знаменитого Ричардсона 237)".
II. Ни одно сочинение не заслужило у нас такого отличия, как политический и нравственный роман г. Мармонтеля. В 1769 году вышло два перевода его. Один напечатан в С.-Петербурге под заглавием "Велисарий", без имени переводчика; а другой в Москве под названием "Велизера". Последний совершен самого императрицею Екатериною Второю с ее вельможами и царедворцами в продолжении пути ее по Волге из Твери до Казани. Императрица перевела только девятую главу; прочие же переведены графом А. П. Шуваловым, И. П. Елагиным, графом 3. Г. Чернышевым, С. М. Кузьминым, графами Г. Г. и В. Г. Орловыми, Д. В. Волковым, А. В. Нарышкиным, князем С. Б. Мещерским и Г. В. Козицким. Заметим, что вся девятая глава дышит либерализмом, ненавистью к ласкателям и самовластию 238).
III. С давних лет и поныне переходит от одного к другому предание, будто императрица Анна видела тень свою на троне. Вот как многие о том рассказывают. В глубокую ночь, когда уже во всем дворце на внутренних только притинах светились ночники, два кавалергарда, стоявшие на часах у дверей тронной комнаты, вдруг видят императрицу, ходящую тихим шагом взад и вперед мимо трона. Они посылают подчаска донести о том своему капралу и караульному гвардии капитану. Оба они приходят к часовым и уверяются в сказанном собственными глазами.
Капитан доносит о том дежурному генерал-адъютанту принцу Барону, любимцу императрицы. Тот не хочет верить, говоря, что он лишь только вышел от государыни, и она уже в постели. Однако же будто он пошел сам на притин с капитаном, и видит то же явление. Он побежал во внутренние покои императрицы, приказывает разбудить ее под предлогом важной необходимости. Государыня, выслушав его, подозревает быть заговору, и что тень ее не другое что, как цесаревна Елисавета Петровна; приказывает капитану поспешно привести взвод гренадер с заряженными ружьями и потом идет в тронную комнату, сопровождаемая Бироном, караульным капитаном и гренадерским взводом. Дойдя до кавалергардских часовых, она поражена тем же видением. Это не удерживает ее ступить шаг вперед. - "Кто ты?" - спрашивает она призрак. Тот молча идет и садится на трон. Императрица спрашивает в другой и третий раз; нет ответа. Она, возвыся голос, приказывает стрелять. И вмиг призрак исчез. Прибавляют еще, будто государыня, затрепетав, сказала Бирону: "Это вестник моей смерти", и что на другой же день слегла в постелю и вскоре потом скончалась. Эта сказка, вероятно, выдумана была около двора и разглашена недовольными правлением императрицы 239).
IV. Иван Иванович Михельсон, за отличные подвиги его в продолжении Пугачевского бунта, награжден был Екатериной чином Полковника: потом ею же пожалован Майором в Конную Гвардию, а в начале царствования Александра он уже был полным Генералом и предводительствовал армией против Турок.
V. Граф Петр Иванович Панин, полный Генерал, Сенатор и разных орденов кавалер. Он отличался искусством и храбростью на поприще воинском, а образованным умом, правотою н твердостью характера в Сенате и Государственном Совете. В семидесятых годах он начальствовал над Второю армией в продолжении войны с Оттоманской Империей, взял штурмом крепость Бендеры, почитавшуюся дотоле неприступною; вскоре после того вышел в отставку, но недолго покоился на своих лаврах: по случаю Пугачевского опустошения в Низовых губерниях поручено ему было начальство над войсками. Граф Панин, имевший правою рукой своей бессмертного Суворова, прекратил мятеж, овладев самим виновником оного, возвратился к приватной жизни, и дожил век свой в Москве.
VI. Лет за сорок пред сим думали возвышенный слог украшать славянчизною, а ныне молодые писатели в стихах и прозе, за исключением достойных почитателей Карамзина, признают уже устарелым и его слог правильный, ясный, обдуманный и благозвучный. Они всех предшественников своих в отечественной литературе называют учениками французской школы, вялыми подражателями. Требования века, дух времени, народность - вот пышные и громкие слова, непрестанно ими произносимые! По их мнению, классицизм осьмнадцатого столетия - смешное школьничество; расиновы греки - распудренные маркизы; их выражения чувств - бесцветные, безжизненные фразы; лагарпов "Лицей" - пустословие, лагарповщина. Ныне, говорят они, уже все не по-старому - Буало и Вольтер уже не в прежнем ходу во Франции; остроумного Попа уже не признают первоклассным поэтом в Англии; да и самый наш Карамзин уже для нас не выскочка. Ныне удивляются только самородному, самостоятельному, гениальному. Но я, признаюсь, ничего подобного не замечаю в новейших наших авторах. Гениальность и народность не в том состоит, чтоб созданиями своими, как они называют собственные нелепости, силиться потрясать наши нервы, возбуждать страх, ужас и отвращение, хотя они и того не производят, и щеголять языком простонародным или хватским, употребительным на биваках.
Выпишем здесь для примера несколько нововведенных слов, с переводом оных на язык Ломоносова, Шишкова и Карамзина, и еще две-три фразы в последнем, новейшем вкусе.
По-новому: - По-старому:
Нисколько - Нимало.
Маленькие народам ("Телеграф") - Малочисленные народы, или для краткости, хотя и не говорится, народики.
Проблескивает (там же) - Просвечивает.
Суметь (там же) - Уметь, сладить.
Колея привычки (там же) - Это слово чаще других употребляемо было ямщиками; значит же: прорез от колес по густой грязи.
Палач-война - Губительная, опустошительная война.
Покамест - Доколе, пока.
Словно - Как бы, подобно.
Требовательный слог (там же) - Хвастливый, затейливый.
Вдохновлять гения (там же) - Вдыхать, одушевлять.
Вдохновлен страстями - Воспламенен.
Узенькая ножка - Тоненькая.
Исполинская шагучесть (там же) - Шаг или ход.
Безграничный (там же) - Неограниченный, беспредельный.
Слав (там же) - Слава и роскошь. Эти два существительные доселе во множественном числе не употреблялись.
Огромные надежды, огромный гений (там же) - Это прилагательное прикладывалось только к чему-либо материальному: огромный дом, огромное здание.
Ответить - Отвечать. Так говаривали прежде всего только крестьяне и крестьянки в Кашире и других верховых городах.
Этих - Сих, оных.
Пехотинец ("Телеграф") - Пеший, сухопутный солдат, ратник.
Конник (там же) - Конный всадник. Нынешние авторы, любя подслушивать, оба свои названия переняли у рекрутов.
Прибавим еще и целые фразы:
"Кажется, юным взорам нового Ахиллеса представили меч. Но Петр и более сего". - "Телеграф".
"Великое сердце его без эгоизма в самой эгоистичной из страстей". - Там же.
"Шуази с жаром говорит что-то. Вдруг протянул он руку, и с радостным криком правые руки всех ударились в его руку". - Николай Полевой в повести "Краковский замок", напечатанной в альманах "Радуга".
Довольно. Мне пришлось сказать к слову. Пространнее же пусть посудит о том и<мператорская> Российская Академия 240).
VII. Вот ответ Екатерины Второй на жалобу г. Сумарокова. Сожалею, что затеряна мною копия с самого подлинника, памятная мне с юношеских лет моих, Здесь же помещается перевод из Записок г. Гримма, напечатанный в 49 части "Сына Отечества" 1818 года, кроме первых четырех строк, которые сохранились у меня в памяти из самого подлинника. Бельмонти был содержатель вольного Московского Театра.
"Александр Петрович! Письмо ваше от 25 Января (1770 или 71 г.) удивило меня, а от 1-го Февраля еще более. Оба, понимаю я, заключают в себе жалобу на Бельмонтия, который виноват только в том, что исполнил приказание графа Салтыкова. Фельдмаршал желал видеть представление вашей трагедии: это делает вам честь. Вам должно бы соглашаться с желаниями особы по месту своему первой в Москве; но если рассудилось и приказать, чтобы трагедия ваша была представлена, то должно было без противления исполнить ее волю. - Я думаю, что вы лучше других знаете, какого почтения достойны люди, служившие со славою и украшенные сединою, а потому советую вам впредь избегать подобных ссор. Таким образом сохраните вы спокойствие духа нужное вам для ваших трудов, а мне всегда приятнее будет видеть изображение страстей в ваших драмах, нежели читать их в ваших письмах. Впрочем остаюсь вам доброжелательная
Екатерина."
Все меры превзошла теперь моя досада:
Ступайте фурии, ступайте все из ада,
В сей час, в который я терзаюсь, вопию,
В сей час среди Москвы Синава представляют,
И вот как автора достойно прославляют:
Играйте, говорят, во мзду его уму,
Сбираются ругать меня враги и други;
Сие ли за мои, Россия, мне услуги!
От стран чужих во мзду имею не сие:
Слезами я кроплю, Вольтер, письмо твое.
Екатерину зрю,.. проснись Елисавета!
....................................
....................................
От гроба зрит одна, другая зрит от трона...
....................................
Подвигни к жалости ты мысль Императрицы,
И от гонителя художеств и наук:
Эта элегия помещена в собрание сочинений г. Сумарокова изданных г. Новиковым.
IX. Его же две эпиграммы:
1.
На место соловьев кукушки здесь кукуют,
И гневом милости Дианины толкуют.
Кукушкам ли понять богинины слова?
2.
В дуброве сей поют безмозглые кукушки,
Которых песни все не стоят ни полушки;
Одна лишь закричит кукушка на суку:
X... Du reste cette interpretation inexacte de quelques usages ou de quelques faits particuliers n'empeche pas que l'ouvrage de M-r Karamsin ne soit generalement tres digne d'estime pour les idees philosophiques que l'auteur y a repandues, et ne merite sous ce rapport un rang distingue parmi les productions historiques des tems modernes. Les bons juges y admirent surtout le parti habile que l'ecrivain a su tirer d'une immense erudition, de maniere a presenter une foule de details infiniment curieux sans nuire a la clarte, a l'ordre et a la rapidite de ses recits. - Le Courier. 1810 N® 107.
L'Etendue, le stile et la couleur de cet ouvrage qui manquait a notre litterature, lui meritent une place distinguee parmi les mo- numens historiques, - L'Impartial 1820. N® 2
...L'important ouvrage, dont les quatre premiers volumes
font l'objet de cet article, a place son auteur au rang des plus celebres historiens... L'Histoire de Russie a obtenu le succes que lui promettaient un plan vaste et sagement concu, un heureux enchainement des faits et des evenemens, un stile eleve, rapide, eloquent; l'amour de la patrie respire dans chaque page de cette Histoire, ou domine encore une sage philosophie, jointe a un profond respect pour les droits des nations. Elle devait plaire aux Russes; elle obtiendra Jes suffrages de la posterite. - Le Constitutionnel 1820. N 8.
si on peut s'exprimer ainsi, qui montre dans lliistorien l'honnete avant le savant". - "Le Moniteur".
"Le m-me volume contient la periode la plus importante et la plus digne d'interet de Phistoire de Russie. Ce n'est qu'une longue serie de cruautes qu'on chercherait en vain dans l'aufres annates, et que Fauteur a decrites avec une genereuse indignation" - "Bulletin des sciences historiques", 1824 {"Размышления (Карамзина), всегда справедливые, продиктованы здравой философией и беспристрастием, слог его важен, возвышен и исполнен неким простодушием, национальностью, которые, если можно так выразиться, показывают в историке честного человека, прежде, чем ученого". - "Монитор".
"9-й том содержит повествование о периоде истории России весьма значительном и весьма достойном интереса. Это длинная вереница жестокостей, какие напрасно было бы искать в историях Других народов и которые автор описал с благородным негодованием". - "Бюллетень исторических наук", 1824 (фр.).}.
Вот как отзывались о Карамзине и его "Истории" журналисты французские! Читатель уже видел, как действовали наши. Прибавлю только, что один из них, именно г. Воейков, издатель "Инвалида" и "Новостей литературы", даже отказал мне принять в свои журналы возражение г. П... против критики Арцибашева на некоторые места "Истории государства Российского", напечатанной в "Казанском вестнике". Он подал мне случай быть благодарным издателю "Отечественных записок" (Павлу Петровичу Свиньину), который не испугался то же возражение принять и напечатать. Кроме его журнала и "Телеграфа" {Как мало можно полагаться ныне и на суд журналистов! По кончине Карамзина тот же издатель "Телеграфа" сделался злым критиком его "Истории", а Воейков уже помещал возражения на критику Полевого. <Примечание 1832 года>.}, все прочие того времени периодические издания охотно и невозбранно печатали только хулу и оскорбительные насмешки на счет историографа, или очищали себя немым и. холодным неутралитетом. Со временем выйдет и у нас история нашей словесности; пускай же автор ее знает, что в это время министром просвещения был князь А. Н. Голицын 241), попечителем в Московском университете князь Оболенский 242), а в Казанском Магницкий 243); ректорами, в первом: Прокопович-Антонский 244), а во втором Никольский; издателем же "Казанского Вестника" Владимирский.
переменить голос, наружный вид, обхождение. Так, например, человек малого чина, рассказывая о министре или сенаторе, который прежде обходился с ним приятельски, вздумал бы заговорить повелительно и громко, может скучать: "Он вдруг переменил тон", - и это будет понятно для каждого; но переменить струны употребляется не иначе, как только в собственном знаменовании, то есть значит: снять одни струны, и навязать или нацепить другие". Смотри "Вестник Европы" на 1806 г., часть двадцать шестая, месяц апрель, No 8, стр. 290.
Примечания дополнены и переписаны в 1832 году,
Июня двадцать осьмого дня .